Мишка Башка

Из прибрежных кустов высунулась толстая звериная башка, в лохматой шерсти блеснули зеленые глазки.

– Медведь! Медведь идет! – закричали перепуганные ласточки-береговушки, стремительно проносясь над рекой.

Но они ошиблись: это был всего только медвежонок. Еще прошлым летом он вприскочку бегал за матерью-медведихой, а этой весной стал жить сам по себе, своим умом: решил, что он уже большой. Но стоило ему только выйти из кустов, – и всем стало видно, что большая у него только голова – толстая, лохматая медвежья башка, а сам-то он еще маленький – с новорожденного теленка – да смешной: на коротких косолапых лапах, хвостишко куцый.

В этот знойный летний день в лесу было душно, парно. Он и вышел на бережок: тут так приятно обдувал свежий ветер.

Мишка уселся на травке, сложил короткие передние лапы на круглом брюшке. Человечком сидел, степенно поглядывал по сторонам.

Но не надолго хватило у него степенности: он увидел под собой веселую быструю речку, перекувырнулся через голову и на собственных салазках ловко съехал с круглого бережка. Там стал на четвереньки – и давай лакать прохладную воду. Напился всласть и вразвалочку, не спеша, закосолапил вдоль берега. А зеленые глазенки так и сверкают из шерсти: где бы чего напроказать?

Чем дальше он подвигался, тем выше и круче становился берег. Все громче и тревожнее кричали над ним ласточки. некоторые и них проносились мимо самого его носа с такой быстротой, что он не успевал разглядеть их – кто такие? – и только слышал жужжанье их крылышек.

“Ишь их тут сколько! – подумал Мишка, останавливаясь и глядя вверх. – Что пчел у дупла”.

И сразу вспомнил, как прошлым летом мать-медведиха привела его с сестренкой к пчелиному дуплу. Дупло было не очень высоко, и медвежата почуяли чудесный медовых запах. Вперегонки полезли на дерево. Мишка первый долез и запустил в дупло лапу. А пчелы как загудят, как накинутся на них! Сестренка завизжала и кубарем вниз. А он отведал-таки душистого сладкого меду. И опять засунул в дупло лапу и опять облизал ее. Но тут одна пчелка больно ужалила его под глаз, а другая – в самый нос. Он, конечно, не заревел, но очень быстро покатился с дерева. Пчелки хоть совсем махонькие, а сердитые; пришлось удирать подальше в лес. А сестренка еще долго хныкала: ей так и не удалось попробовать меду.

Сейчас Мишка с опаской поглядывал на стаю береговушек: он первый раз их видел и не совсем был уверен, птицы ли они? А вдруг они такие большие пчелы?

Ну, так и есть: вон и дупла их – множество черных дырок под самым обрывом! То и дело вылетают из них все новые береговушки и с криком присоединяются к стае. А что кричат, – непонятно. Мишка их языка не знал. Понимал только, что сердятся.

А ну как возьмут в работу да начнут жалить?! Ой-ой!

А дырок-то, дырок в берегу сколько? И в каждой, наверно, полно меду. Интересно, такой же ли он сладкий, как у тех маленьких лесных пчелок?

Под самой кручей стоял почерневший от старости ольховый пень. Недолго думая, Мишка вскарабкался на него. Да нет, – где там достать!

Мишка спустился и полез вверх по круче. Ласточки всей стаей закружились над ним и прямо оглушили его своим криком. ну да пусть: лишь бы не жалили!

Ни одна не ужалила, – и Мишка стал карабкаться в гору храбрее.

А гора песчаная. Мишка старается, лезет, – а песок под ним осыпается. Мишка сильней нажимает, – песок скорей осыпается. Мишка ворчит, сердится! Наддал со всей силы. Глядь, – что такое? – вся круча поехала! И он с ней едет, едет – и приехал как раз на то же место, откуда полез в гору...

Сел Мишка и думает: “Как же теперь быть? Этак ввек никуда не влезешь”.

Ну да ведь Мишка – башка: живо придумал, как горю пособить. Вскочил – да назад по речке, – откуда пришел. Там без труда забрался по траве на невысокий берег и опять сюда, к обрыву.

Лег на брюхо, заглянул вниз: тут они – ласточкины дупла, – прямо под ним! Только лапу протянуть.

Лапу протянул, – нет, не достать!..

А ласточки над ним вьются, пищат, жужжат! Надо скорей.

Посунулся осторожно еще вперед, обе лапы тянет, – вот уж, было, совсем достал, да – кувырк!

Ах ты, глупая ты, толстая, тяжелая медвежья башка! Ну, куда такую башку годовалому медвежонку? Она ведь перевесила...

Летит Мишка под кручу, через голову кувыркается, – только пыль столбом!

Летит вниз, – сам себя не помнит, – да все шибче, шибче...

Вдруг – раз! – его кто-то по лбу.

И стоп: прикатил Мишка, – сидит.

Сидит качается: очень здорово его по лбу треснули. Чихает сидит: в нос песку набилось.

Одной лапой шишку трет на лбу: большущая шишка на лбу выскочила! Другой лапой глазенки протирает: полны глаза песку да пыли.

Ничего толком перед собой не видит. Только будто маячит перед ним кто-то высокий, черный...

– А-а-а, так это ты меня по лбу! – Мишка взревел. – Я ж тебя!.. Ррразоррву!

Пал на четвереньки, встал на дыбы – лапы над головой, – да рраз! – со всей силы черному в грудь.

Тот с ног. И Мишка не удержался: за ним следом. Да оба, обнявшись, – бутлых в воду!

А под обрывом омут-то глубокий...

Ушел Мишка в воду весь – и с головой.

Ну, ничего: всплыл все-таки.

Лапами заработал, черного от себя оттолкнул: черный тоже всплыл. Мишка кое-как лягушкой, лягушкой, до того берега вплавь.

Выскочил на берег – и без оглядки, полным ходом мах-мах – в лес!

Береговушки за ним тучей мчатся. Кричат:

– Грабитель! Разоритель! Прогнали, прогнали!

Мишке и оглянуться некогда, вдруг там за ним еще тот – черный – гонится?

А черный в омуте плавает: это пень. Высокий, почерневший от старости ольховый пень.

Никто Мишку по лбу не стукал: сам Мишка на пень налетел, лбом об него стукнулся, как с кручи-то летел.

Башка-то у Мишки башка, а сам еще маленький. Многому еще учиться надо без мамы.

Хорошо, что такая крепкая башка.